Она шла по улице. Она не несла в руках желтых цветов, как у Михаила Афанасьевича. Она просто шла. Шла старыми переулками, плавно перетекающими в улицы, потом опять переулки, со всеми их трещинами на асфальте, ямами, заплатами, пролежинами.
- Ой, - раздалось вдруг под её ногами.- Привет!
- Привет, - машинально ответила она, погруженная в свои мысли.
- Эй, ты, я тебя зову! – голос был настойчив, - не вздумай отвертеться!
От настойчивого звука она завертела головой.
- Что ты вертишься, здесь я! – она наконец опустила взгляд под ноги и увидела…
Что это?! Маленький чертёнок, больше похожий на мышь, размером, конечно, но со всеми чертячьими атрибутами, рожки, копыта, всё на месте. При этом он орал на неё, но не похоже, что был сильно недоволен.
- Что ты хочешь? – он требовал от неё какого- то ответа.
- Что я хочу? – в полной растерянности спросила она, не понимая, что вообще происходит…
- Ну да, ты, это же не я на тебя наступил, а ты на меня! – голос пыжился от собственной значимости.
- Я.. я… простите… - она не понимала, что происходит.
- Нечего извиняться, исполнила предсказание, так держи ответ. – голос наглел.
- Какое предсказание? – от волнения она начала заикаться.
- Как какое! Если кто наступит на Канализационного Перца, значит, будет тому счастье! – человечек захлёбывался своей значимостью.
- А если никто не наступит? – поинтересовалась она, немного придя в себя.
- Тогда… - человечек погрустнел, - Не твоё дело!
- А всё же? – она решила не отступать.
- Твоё дело загадывать желания! – почти выкрикнул человечек, - желай уже! Устал ждать!
- И много загадывать? – она неожиданно развеселилась, а вдруг и правда, нечисть какая в мозгах завелась, жизнь интереснее будет .
- Видишь ты, какое дело, - вдруг посерьёзнел Перец, - каждый, кто нас из этой дряни вытащит, обязан получить на выбор три желания. Но тут такая штука… - Он замялся.
- Говори, - строго сказала она, уже чувствуя себя хозяйкой своих фантазий.
- Я … видишь ли… не совсем обычный… не совсем канализационный… сослан я… высшим начальством, за буквоедство… - с трудом выдавил он.
- Это как? – строго спросила она.
- Это… я … сам жалею… со всех спрашивал по полной, скидок не делал, за то и сослан…
- Не понимаю, подробнее, - она вошла в роль следователя.
- Ну… давай потом… у меня сейчас задача удовлетворить твои желания, все четыре.
- Четыре? – про себя она подумала, что даже в высшем эшелоне не слишком ценят своих сотрудников, что впрочем, неудивительно.
- Итак, ты готов исполнить все четыре моих желания за просто так? – Не совсем, девушка, не просто так. Вы мне не снились, я вам тоже неказист, постараемся извлечь пользу друг из друга и разойтись.
- Что же… - она вдруг поняла, что на данный момент она больше всего хотела бы оттолкнуть его с не слишком ровной дороги носком туфли, не слишком новой.
- Ни слова больше, - завопил вдруг её случайный спутник – я понял!
Странно, но дорога под её ногами вдруг стала удобной и как специально для неё сделанной, туфли перестали быть туфлями, а стали как тапочки, сохраняя при этом отличный вид.
- С этих пор твоя обувь и твои дороги будут иметь только такие параметры, - Перец был за буквоедство и ничего не делал наполовину.
- Второе желание, я жду. – он уже прыгал от нетерпения, почуяв слабую жертву. Но жертва оказалась не настолько слабой, как он предполагал.
- Пойдём домой ко мне, - сказала она тоном, не признающим никакого выбора.
- Пойдём, а зачем? – он обречённо понял, что дуриком откосить не удастся.
Не отвечая, она шла обратно теми же переулками, но теперь очень торопясь, боясь, что её новоявленное чудо куда- то денется. Чудо плелось за ней, не слишком отставая.
Придя домой, они оба увидели картину, от которой она ушла час назад, и которая за это время изменилась чуть – чуть, испорченным воздухом, рыготой, запахом несъеденного бутерброда.
- Видишь? – спросила она.
- Врагу не пожелаешь, - ответил он, понимая, что просто нелюбовь ею движет. Он умён был, чертёнок. Хотя и с гнусным характером, как все мужики.
Они сели на кухне, налили чаю в прозрачные синие кружки и слегка расслабились.
- Что ты от него хочешь? Нормальный мужик. Зарплату приносит, потребности удовлетворяет, туалетную бумагу и прокладки покупает. Жиреете вы, бабы…
Она оскорбилась. – Сам ты баба! – она даже пнула его под столом. Я не баба, я женщина. И хочу, чтоб все это понимали.
- Упс… - сказал он, и понял, что второе желание было совсем несложным, ибо была она недурна собой и привлекательность женская цвела больше от её желания, нежели от желания окружающих.
- Как захочешь, - он щёлкнул пальцами и в воздухе запахло. Для каждого разным.
Зашевелился и муж в постели, но быстро уснул снова, ибо был неактуален, соседи, до этого ссорившиеся, вдруг помирились, да что там соседи, весь подъезд не знал таких благостных снов никогда, со дня сотворения дома…
А они сидели и пили что- то, похожее на коньяк, и разговаривали, и жизнь показалась вдруг интересной…
Пока не была прервана жёстким стуком в дверь. Стучали настойчиво, злостно. Она не выдержала, несмотря на поздний час, открыла.
- Здрасте, дорогая! – голос соседки был слащав. – Вы в курсе, что весь дом заливаете?
- Как заливаю?! – полная растерянность в голосе…
- Как, как… трубу прорвало небось, а муж – алкаш, лентяй, спит… - соседка не скупилась на эпитеты.
Она попятилась было под напором, но спиной вдруг натолкнулась на преграду.
- А вы проходите, барышня, гляньте, что тут у нас! – голос из- за плеча был материален и бархатист. Соседка, сомлевшая от слова «барышня», застеснявшись, всё же вошла в квартиру, обследовала окрестности, но ни воды, ни конденсата даже не обнаружила, на чём и удалилась, со словами, - Как же вам, милочка, повезло с мужем.
Придя на кухню, взяв в руки всё ту же кружку с остывшим уже чаем, от двери она услышала фразу, которая потрясла её до глубины души. Женщины поймут.
- Больше никогда ни с какой техникой, либо сантехникой, либо кибертехникой, либо с техникой нанотехнологий ты проблем иметь не будешь.
Понимая, что все мечты почти сбылись, но невозможно иметь всё, что хочется, под воздействием мало принятого алкоголя и истраченных желаний, она, наплевав на всё, вышла на улицу.
Там, среди дворов узких, в запахе пыльных переулков, она чувствовала себя лучше всего. Только горечь непонятого, непознанного, несбывшегося тактильного саднила…
Она шла по пыльным улицам и переулкам, давно знакомым и значимым, понимая, что разделить ей не с кем и жизнь этих переулков и свою собственную… И, вспоминая тот голос за спиной в коридоре, жалела, что не выпало ей…
И вдруг...
- Ты извини, я вторгся… имел право… твоё четвёртое желание… оно и моё спасение… спасибо тебе…
- Кто… - она оглянулась, но обладатель голоса прижал её лицо достаточно сильно, где- то на уровне плеча…
- Вот за это и сослан был… за буквоедство, за то, что слово «любовь» принимал за величину материальную… Чтоб жить научился, зная, что второго раза не дано…
Как уж там, что, не нам свечку держать, но ведь было…
А за любовь многое прощается…
© Норд